– Здесь налево, а затем снова налево. Постарайся остановиться поближе к воротам.
Они приехали в какую-то деревушку, но кругом не было ни людей, ни огоньков, да и луна скрылась. Они вышли из машины, холод тут же пробрал до костей. Гиллем почуял запах крикетной площадки, дыма костра и Рождества одновременно. Он подумал, что никогда еще не был в таком тихом и таком холодном, Богом забытом месте. Прямо перед ними выросла церковная башня, с одной стороны тянулся белый забор, а на вершине склона стояло невысокое бесформенное строение, частью покрытое соломой, которое Гиллем принял за дом приходского священника; на фоне неба он сумел различить бахромчатую кромку фронтона. Фон уже ждал их. Как только они остановились, он подошел к машине и бесшумно забрался на заднее сиденье.
– Рикки сегодня выглядит гораздо лучше, – доложил он. Очевидно, Смайли регулярно получал от него доклады на протяжении вот уже нескольких дней. Фон был уравновешенным парнем с тихим голосом и огромным желанием угождать, однако остальные члены брикстонской команды, кажется, побаивались его, даже Гиллем не понимал почему. – Не так нервничает, ведет себя более раскованно, я бы сказал. Все утро заполнял эти карточки – уж так Рикки любит тотализатор; днем мы выкопали несколько елочек для мисс Эйлсы, чтобы она могла отвезти их потом на рынок. Вечером мы сыграли в какую-то забавную игру с карточками, а потом он довольно рано ушел спать.
– Вы его выпускали куда-нибудь одного? – спросил Смайли.
– Нет, сэр.
– А телефоном давали пользоваться?
– Боже упаси, сэр, ни в моем присутствии, ни, я уверен, в присутствии мисс Эйлсы.
От их дыхания стекла машины запотели, но Смайли не стал включать двигатель, и поэтому обогреватель с вентилятором не работали.
– Он что-нибудь говорил о своей дочери Дэнни?
– Вплоть до понедельника – очень часто. Сейчас он вроде немного поостыл. Судя по его настроению, он просто старается выкинуть все это из головы.
И он больше не просил о том, чтобы встретиться с ними?
– Нет, сэр.
– И даже не пытался поставить условия о встрече, когда все это закончится?
– Нет, сэр.
– Или о том, чтобы переправить их в Англию?
– Нет, сэр.
– И не просил, чтобы им сделали необходимые документы?
– Нет, сэр.
Гиллем раздраженно вмешался в разговор:
– Черт возьми, о чем же он тогда говорил?
– О той самой русской женщине, сэр. Об Ирине. Он только и делает, что перечитывает ее дневник. Он говорит: когда поймают «крота», я заставлю центр обменять его на Ирину. А затем, мол, мы ее пристроим в хорошее местечко, сэр, как мисс Эйлсу, но только где-нибудь в Шотландии, там, где природа покрасивее. Он говорит, что и обо мне позаботится как следует. Даст мне хорошую работу в Цирке. Он все время уговаривает меня учить языки, чтобы кругозор у меня был пошире.
Его монотонный голос в темноте за их спинами замолк, и они так и не узнали, последовал ли Фон совету Тарра.
– Где он сейчас?
– В постели, сэр.
– Постарайтесь не хлопать дверьми.
Эйлса Бримли ждала их у парадного крыльца; это была седовласая леди шестидесяти лет с умным решительным лицом. Смайли говорил, что она с давних пор в Цирке, работала шифровальщицей еще во время войны у самого лорда Лансбери; она уже вышла на пенсию, но вид у нее и сейчас был грозный. На ней был элегантный коричневый костюм. Она поприветствовала Гиллема, пожав ему руку, заперла за ними дверь на засов, и, когда он обернулся, ее уже и след простыл. Смайли стал первым подниматься по ступенькам. Фон остался на лестничной плошадке, чтобы по первому же сигналу прийти на помощь.
– Это Смайли, – сказал Смайли, постучавшись в дверь к Тарру. – Мне нужно кое о чем с тобой переговорить.
Tapp быстрым движением распахнул створку. Он, должно быть, слышал, что они идут, и уже ждал их за дверью. Открыл он ее левой рукой, держа в правой пистолет и вглядываясь в темноту коридора за спиной Смайли.
– Там только Гиллем, – произнес Смайли.
– Вот то-то и оно, – отозвался Tapp. – Пусть он знает, что кое у кого зубки уже прорезались.
Они вошли в комнату. На Рикки были широкие брюки, а на плечах что-то вроде простенькой малайской рубахи. По всему полу были разложены карточки для игры в «Лексикон», а в воздухе стоял запах карри, которое он готовил себе на электроплитке.
– Мне очень жаль докучать тебе, – начал Смайли с выражением искреннего сочувствия на лице. – Но я снова вынужден спросить, что ты сделал с теми двумя бланками швейцарских паспортов, которые брал с собой в Гонконг на случай бегства?
– А в чем дело? – спросил Tapp после долгого молчания.
От его былой живости за эти дни не осталось и следа. Лицо стало бледным, как у заключенного, он похудел; и когда он сел на кровать, положив на подушку рядом свой пистолет, глаза затравленно бегали от одного к другому, явно выражая недоверие, Смайли продолжил:
– Послушай. Я готов поверить в твой рассказ. Ничего пока не случилось.
При условии, что ты все расскажешь, мы готовы уважать твое право на личную жизнь. Но мы должны знать все. Это чрезвычайно важно. Все твое будущее от этого зависит.
И много чего еще, подумал Гиллем, не переставая наблюдать за Тарром.
Насколько он знал Смайли, целая цепочка последовательных расчетов висела сейчас на волоске.
– Я же вам уже сказал, что сжег их. Мне не понравились их номера. Я посчитал, что они «засвечены». Воспользоваться этими паспортами было все равно что повесить себе на шею табличку «Разыскивается Рикки Tapp».